Болбочан скомандовал выходить. Перед бараком уже выстроились тулпары, на которых чернели жертвенные метки.

На первого посадили полуобморочного Шейтана. К другому привязали

труп Сахана Немножко и убитых Старших Братьев. Возглавил отряд покрытый зубами армиец, который его разбудил. Мертвые, смертники и два десятка животных должны были сымитировать наступление.

Талавир поймал затуманенный взгляд Шейтана и отсалютовал: "Буа-ах!"

Акинджий кивнул. Раздался свист Болбочана. "За Джина!" — прохрипел краснокожий и помчался в наступление. Остальные спрятались за бараками.

Накануне, когда они с Болбочаном обсуждали детали наступления, Талавир не особо поверил в его успех, но жертвенный пыл армейцев вдохновлял. Даже Амага восторженно засвистела в его голове. Ведьма любила битвы и достойную смерть.

Тулпары запрыгали гнилыми болотами. Смертники не выбирали дорогу.

Они выкрикивали "буа-ах!" и гнали животных, засевая все вокруг бомбами с атеш-травой. Земля затряслась. Талавиру казалось, что они неправильно рассчитали и Мать Ветров не отреагирует. В конце концов, кто он теперь для них

уродина, предатель, не выполнивший задание? А потом на землю упали первые ракеты. Они разорвали почву. Воздух наполнился обломками породы и ядовитым дождем. Талавир увидел, как вздрогнул и рухнул на стременах мужчина с каменной кожей. Под чудовищем в глуповатой голубой шапочке зашпортался тулпар. Оба шлепнулись в ядовитую воду. Шейтана прошило обломками. Его тулпар истекал кровью, питался и задыхался, но упрямо сунул в

Станция. Прицельная ракета завершила дело. Шейтан вместе с тулпаром превратились в кровавое облако. Наконец над задымленным полем воцарилась тишина. Атака захлебнулась. Но уроды сделали свое дело. Гнившие болота снова загорелись.

От Станции отделились два коптера. Белокун решил, что можно спускать десант в полную зачистку и начинать поиски Талавира. А значит все шло по плану.

Талавир натянул респиратор и залез на своего грифона. Рядом устроилась

Черная Корова. Амага разродилась грязной бранью и вынужденно спряталась.

Рядом выстроились другие птицевы, которых привела Гуль.

Болбочану выпала честь сесть на короля грифонов. Еще на двух птицеводов рядом с воспитанницами Албасты устроились Сейдамет и Саша Бедный. Девочки приветливо помахали Талавиру, как старому знакомому.

У него закололо в груди, словно там проросла суерная колючка. «Сегодня день твоей смерти… И всех, кто здесь есть», — вспомнились слова Амаги.

— А что, если мой сон ненастоящий? Что, как мы не знаем способа сбить

Мать Ветров? — прошептала ему в спину Черная Корова.

«Тогда вы умрете еще быстрее, чем думаете, мелкие самоуверенные неудачники!»

— расхохоталась в его голове Амага. Талавир подумал, что ведьма, как никогда, права, а потом наклонился к Черной Корове. Времени на колебания не осталось. Вот-вот должен был начаться последний бой.

— Тогда мы найдем другое решение. Мать ветров окажется на земле. А

Бекир и Ма — на свободе. — И прежде чем Черная Корова нашлась с ответом, Талавир прокричал: — Улетели!

Интерлюдия

Вызов Гавена Белокуна вскочил Сфену врасплох. Она как раз планировала посетить Ма и простить ей прокушенное ухо. В конце концов даже было что-то эротическое. Пришлось отправить к пленнице Руфь, да и отдать ей бакасу Ма.

Старший Брат, стоявший на страже перед кабинетом главы Матери

Ветров, вытянувшийся перед Сфеной. Манкур в его лбу сверкнул красным.

Именем Белокуна она заставила всех получить поцелуй бакасы. Инфицировать весь экипаж от одной лягушки было рискованно. Контакт с бакасой, контролировавшей десятки манкуров, вытаскивал кучу суету, но оно того стоило.

Сфена была в шаге от того, чтобы получить реальную власть над Станцией.

Оставалась небольшая преграда. Она постучала в кабинет Белокуна и приоткрыла дверь.

Яркий свет, которого было мало в коридорах и более чем достаточно — в комнатах Белокуна, почти ослепил ее. Она не сразу заметила перемены в обстановке. Белокун действительно сошел с ума. Вся мебель была свалена в углу комнаты.

У большого темного окна осталась только банка с очерневшей бекасой.

Талавира. Рисунки Мамая, как бесконечный пасьянс, были разложены на полу.

Белокун подозрительно взглянул на Сфенну, выглянул в коридор и порывисто запер дверь, а потом вернулся к рассмотрению пола.

— Я близко. Я почти знаю, где Золотая Колыбель.

Белокун поднял на Сфену налитые кровью глаза. В белках полопались капилляры, кожа на лице потрескалась и покрылась тонким слоем соли. На некогда белом френче расползлись красные пятна. Лужи среди рисунков свидетельствовали о правдивости слухов: Белокун истекал кровью. Талавир, которого она видела внизу, хоть

и превратился в чудовище, но был в гораздо лучшей форме.

— Где? — ошарашенно переспросила Сфена. Она вспомнила их первую встречу.

Как же она тогда его боялась — пережившего легендарного Гавена Белокуна

Вспышки. Как хотела выслужиться. И что видит теперь — безумца, чей ум забрал суер. Нет, она такой не станет. Ма поможет ей вылечиться.

— Проблема в том, что Мамая никто никогда не слушал. Но он и не был болтлив. Ты знала, что он не мог говорить? Читал чужие мнения, но сам не говорил. Родовое увечье, которого не исправил даже Зорг. Поэтому его знаки — это послание. Почему ты не схватила Талавира Каркиноса? — неожиданно вызверился

Белокун. Сфена невольно попятилась.

«Кто ему донес? Белокун вообще не должен был знать, что я спускалась по

Бекира».

— Я не сразу узнала его, он очень изменился. Осталось самое лицо.

Но сейчас у нас есть мальчик. Он ведь тоже похож на Мамая.

— Правильно, — немного успокоился Белокун. — То же лицо.

Приготовь операционную.

— Вы уверены? Мы еще его даже не допросили. Кроме того, он — это способ давить на Ма. Вы сочли ее полезной. — Сфена покосилась на бекасу.

— Не лучше ли попытаться связаться с Талавиром? Теперь он совсем близко.

Бакаса должно подействовать.

Доктор тоже посмотрел на банку, размышляя над ее словами.

— Видели бы вы, как он дрался. Тело Талавира усвоило нужное количество суура, и перемены законсервировались.